Muse

Сегодня вашему вниманию предлагается статья о группе Muse, а точнее о том, как он чувствуют себя и как вообще проходит их концертый тур, посвященный выходу их последнего альбома 2009 года “The Resistance”.

“Пятьдесят тысяч билетов продано за три месяца до концерта? Видимо мы заполним стадион в Милане…” Новости о быстро распроданных билетах на итальянское шоу застают Мэтта Беллами в унылом Париже. В самые темные дни зимы этот город кажется тоскливым и серым. И все же, день начался хорошо, и фронтмен Muse позволяет себе широко улыбнуться. “Видите? Я не такой уж грустный, мрачный и нелюдимый, каким меня всегда описывают,” – весело добавляет он.
Однако, все его хорошее настроение было в мгновение ока разрушено официантом отеля:
“Простите, этот столик заказан. Вы не против провести интервью в другой комнате?” Комнату наполняет ледяной холод. Беллами встает, пробегает глазами по помещению, стараясь найти менеджера группы, потом нервно переходит в другой зал. Он садится за стол и еще некоторое время молча лазит в iPod-е интервьюра. Только спустя несколько минут он снова начинает разговор.
На этот раз его заставляет замолчать звук пневматической дрели, глухо доносящийся до нас с верхнего этажа. Переломный момент: он сейчас встанет и уйдет или проигнорирует это, оставаясь верным своему британскому флегматизму?
К счастью, он выбрал последнее. “Как мило. И меня это совсем не донимает. Такой отрезвляющий, мощный звук. Я обязательно должен предложить нечто в этом роде своему барабанщику,” – смеется он. Что ж, самое страшное теперь позади, и чашечка горячего кофе прогонит остатки раздражения.
“Я был всего на одном концерте в La Scala, на Ligabue. Я никогда не слушал его песен, я пошел туда только ради своей девушки-итальянки, просто чтобы составить ей компанию. Я не понял ни единого слова из его песен, в памяти отпечатался только один маленький кусочек, что-то вроде ‘Lembrusc and popcooorn’”.
Не смотря на то, что Беллами – лидер одной из самых популярных в мире групп, его самооценка все равно остается неизлечимо низкой. Как будто бы какая-то его часть упорно отказывается принять поразительную славу Muse.
“Несколько дней, последовавших за релизом The Resistance, изменили мою жизнь навсегда. В ту неделю я обнаружил, что это просто-напросто невозможно игнорировать. ’Вы – номер один в Италии, Великобритании, Новой Зеландии и Австралии’ Два дня спустя еще один звонок: ’Номер один в Германии, Франции и Испании; Номер три в Штатах, 128.000 копий продано за пять дней’ Не говоря уже о публичных похвалах от таких людей, как Брайан Мэй, гитарист Queen.”
Одним словом, это был вселенский взрыв, который ликвидировал всякого рода сопротивление, с каким трио когда-либо сталкивалось, навсегда. “Когда все так глобально, успех похож на мощный раскат грома – он оглушает тебя, сбивает с толку, вызывает головокружение, он изменяет твое мировосприятие; иногда он может превратить кого-то очень толкового в полнейшего идиота. Со мной этого не произошло, потому что как только я понял, что происходит, я начал искать подвох, темную сторону этого мира ослепляющего света. И дело не в моем колоссальном пессимизме. Просто, я всегда верил, что в жизни есть определенный баланс, который должен сохраняться любой ценой. И когда твоя карьера резко идет вверх, и ты вдруг получаешь то, о чем и не мечтал неделю назад, не стоит расслабляться. Это всего лишь значит, что скоро придется заплатить по счетам, это значит, что жизнь, дав тебе многое, обязательно заберет что-то взамен.”
Пророческие слова, не имеющие никакого отношения к реальности? “К сожаленью, все по-настоящему. В момент, когда профессионально я достиг наивысшей отметки, меня оставила женщина, которую я люблю. Она – итальянка, и живет у озера Комо, там, где я купил дом, чтобы быть с ней.” Она, студентка, изучающая психологию. Он, звезда рока, восходящая с головокружительной скоростью. Они встретились в Милане почти восемь лет назад, и с тех пор были вместе, храня свою любовь. Любовь, полную прогулок на велосипедах, рыбалок на озере и идилличных просмотров Lost на уютном диване.
“Это больно, когда все остальное в твоей жизни лучше некуда, но твое сердце разбито вдребезги. На первый взгляд, твоя жизнь прекрасна. Но как только ты присматриваешься к ней повнимательней, все вокруг становиться серым. То, что случилось, заставило меня понять, что полного, абсолютного счастья не существует. Она меня бросила, но я не сдамся. Я сделаю все, что только смогу, чтобы ее вернуть.” Он говорит это на одном дыхании, без остановок, и его голос слегка дрожит. “Я собираюсь перепробовать все.” Он настаивает на этом, стараясь собрать всю свою волю в кулак, его взгляд при этом направлен в никуда.
Чтобы он взял себя в руки, достаточно произнести волшебное слово: Симона Вентура. Имя, которое у Мэтта ассоциируется со случаем, имевшим совершенно непредсказуемые последствия. “Наше посещение Quelli che il calcio… доказывает, что в живых шоу даже крошечная деталь может привести к полнейшему провалу. Когда мы приехали в студию, нам сказали, что у нас будет фонограмма, и наша задача – только делать вид, что мы играем. Мы думали, что сможем оставить хотя бы вокал, но это тоже оказалось невозможным. Так что, поскольку мы должны были там попросту стоять и пародировать самих себя, мы решили оживить немного это шоу и поменялись ролями. В Великобритании это что-то вроде традиции, когда тебя заставляют петь под фанеру. Я сел за барабаны, а Дом подошел к микрофону, как бы это сделал я. Когда песня окончилась, мы думали, что и шутка закончилась вместе с ней.”
Но, к всеобщему удивлению, события приняли несколько иной оборот. “Ведущая накинулась на Дома, предполагая, что он и есть фронтмен, и начала засыпать его вопросами. Он быстро сориентировался и начал подыгрывать ситуации, превратив все в какой-то сюрреализм. Она разговаривала с ним, думая, что он – это я, а он ответил на все вопросы, ни разу себя не выдав, даже когда она попросила его сравнить мой дом с домом Джорджа Клуни. Это было великолепно. В Британии люди просто сдурели от этого, и это видео было просмотрено на YouTube пятьсот тысяч раз.”
“Самое смешное, – вспоминает Доминик, – что, я должен был выучить лирику за пару минут до шоу. Чтобы все еще сильней запутать, я схватил басс-гитару Криса. Так что, я не только плохо пел, но и брал какие попало аккорды на басс-гитаре, потому что я понятия не имею, как на ней играть.”
Что ж, напряжение осталось позади: нелепые официанты и пневматические дрели забыты, и Мэтт снова что-то замышляет. “Если вдруг вы захотите узнать, насколько мы дружны с Radiohead, спросите Дома. У него великолепные отношения с их вокалистом, Томом Йорком.”
Интересное заявление, если бы только не… “Какие нахрен хорошие взаимоотношения?” Барабанщик смотрит на нас с изумлением. “Нет, я его очень уважаю как музыканта, но последний раз, когда мы с ним виделись, мы чуть не подрались. Он смотрел на меня, как на дерьмо, и вообще обошелся со мной ужасно. Мэтт, это ты там распространяешь эту чушь?”
Но Мэтт уже ушел. Он сидит в другой комнате, едва сдерживая смех.